Говорят, что все получают от жизни ровно то, что хотели. Многие считают это красивой фразой, но далеко не все отдают себе отчёт, насколько это на самом деле так. Кажется, что это противоречит очевидности. «Если это так, почему у меня до сих пор нет миллиона баксов?» Во-первых, потому, что заработать миллион – не единственное желание, есть и другие, которые ему противоречат. Например, полежать на диване. Во-вторых, потому что далеко не все желания реализуемы в конкретных обстоятельствах, в мире есть законы и есть другие люди, которые, быть может, хотят, чтобы как раз вы миллионером не стали.

Тем не менее, если не отрываться от реальности, желаемое реализуется. И подчас самым неожиданным образом. Один человек, перебравшись в столицу из провинциальной больницы, где он работал в реанимации,  удивлялся, откуда здесь такое количество парализованных. Позже, когда он научился видеть изнанку событий, он понял, что жители столицы в основном хотят ничего не делать. И это желание осуществляется, причём дословно.

Каждый человек свободен. Даже если он отрицает свободу воли. И эта свобода реализуется ежедневно, ежечасно. Человек постоянно подтверждает свой выбор, свои решения и волеизъявление, и это принимается, даже если этот выбор делается неосознанно – на уровне подсознания, как бы сказали психологи.

И чем дальше человек продвигается по Пути, чем больше у него возможностей, тем меньше у него поводов активно вмешиваться в судьбы других людей, когда его об этом не просят. Создаётся впечатление, что такой человек начинает игнорировать других, в том числе старых знакомых, но это не совсем так.

В воспоминаниях о Г.И.Гурджиеве описано, как от того тщетно дожидались чего-то большего, чем просто бесед за бутылкой арманьяка. Люди не спрашивали и не просили, потому что стеснялись, считали себя не готовыми, недостойными и проч. Когда же они, наконец, решались, они с удивлением узнавали от Г.И. что тот и не мог предложить им ничего большего без их прямого запроса.

В человеке борются разные начала, разные, часто противоречивые, желания. Они остаются невидимыми, и человек сам никогда не понимает истинных мотивов своих поступков. Поэтому, кстати, неосознанный человек не может быть свободным. Только необходимость может что-то сдвинуть. И только она делает человека готовым к настоящим изменениям. Поэтому от учеников Мастера можно услышать, что самый глупый вопрос – это тот, который не задан.

Истоки возрастных кризисов следует искать в расщеплённости природы человека. Поскольку ум отделён от сознания, и его развитие происходит по своим законам, накапливающиеся противоречия приводят к кризисам, свойственным только человеку. Время разрушает случайное, оставляя то, что функционально увязано со всем остальным. И возрастные кризисы помимо неудобств несут в себе смысл, который ускользает от внимания при утилитарном подходе.

Кризис – состояние дисгармоничное и болезненное. Первый и понятный импульс, связанный с любой болью – уход от неё и устранение причин, её вызвавших. Причина же обычно видится в том, что лежит на поверхности. Более глубокое понимание происходящего открывается, когда мы способны воспринимать ситуацию целостно.

Собственное восприятие по умолчанию принимается за истинное, и именно оно служит точкой отсчёта. Так что причиной конфликта в межличностном взаимодействии мы считаем другого человека, а в случае внутреннего конфликта – внешние обстоятельства,. Увидев, почему то или иное вызывает у нас острую реакцию, мы находим настоящую причину целого ряда однотипных конфликтов, повторяющихся из раза в раз в схожих ситуациях.

Попытки разобраться в проблеме более детально выводят на более высокий уровень обобщения. Если мы говорим о конфликтах, потребуется рассматривать механизмы, действующие в социуме и углубляться в природу человека. Тогда действия, направленные на устранение поверхностных причин конфликта, будут выглядеть как борьба с симптомами. Устранение симптомов приносит лишь временное облегчение. Оно не затрагивает механизмов, и новое стечение обстоятельств приводит к повторению конфликтной ситуации.

Конфликты служат индикатором более глубоких противоречий, обостряющихся в период кризиса. Обсуждение кризисов обычно сводится к поиску способов уменьшить негативные последствия. Психология, едва начавшая осознавать себя как наука, ещё не подошла к постановке вопроса о смысле возрастных кризисов. Смысл выводит нас к большему масштабу, расширению понимания целого и видению более глубоких связей. Такой ракурс позволяет говорить о функциональности многих человеческих проявлений. Но понимание функций подразумевает наличие системы, и, если мы говорим о человеке как об открытой системе, контекст требует понимания того, куда и как открыт человек.

Чтобы рассматривать кризисы на таком уровне, нужно по крайней мере иметь ответ на вопрос, что такое человек и как его жизнь вплетена в общий узор бытия. В психологии же до сих пор отсутствует концепция человека, так что работа психологов вынужденно ограничивается устранением симптомов. Соответственно, свою основную задачу они видят в стабилизации психоэмоциональных состояний, ориентируясь на усреднённое в социуме понятие нормы.

Бывает, что постановка задачи сильно влияет на стратегию поведения и результат. С подобной задачей, например, часто сталкиваются медики. В случае опасной болезни перед ними и пациентами стоит альтернатива назначить высшим приоритетом сохранение качества жизни или её продолжительность. В психологии борьба с симптомами несёт в себе аналогичную проблему. Действие не бывает полностью нейтральным, оно неизбежно что-то меняет, а для понимания альтернатив необходимо видеть наличие всех вариантов, что очевидно невозможно в рамках современной концепции психологии.

«И не мог совершить там никакого чуда, только на немногих больных возложив руки, исцелил их.»

Что мы видим в человеке кроме его телесной оболочки? Вот, ходил Христос по городам и весям. И все видели то, что видят всегда: идущего человека. А потом вдруг оказалось, что по земле ходил Бог. Тому, что было «во время оно», верят охотно, а в то, что конкретный человек, который находится перед тобой – Бог, кажется, поверить невозможно. Потому что Бог это тот, который говорит из облака и водит народ по пустыни, посыпая манну с небес. Римляне верили в бога-императора, и это было не менее естественно, чем, скажем, признание богом фараона в Древнем Египте или карго-культ. А повстречав Иисуса, видели путника, потому что ходил он, конечно же, в основном по земле.

Спустя четыре столетия кое-как сошлись на том, что Иисус был Богом. Чтобы объяснить, как такое возможно, написали тонны богословских сочинений, сшили белыми нитками причины и следствия, и очевидную невозможность поверить в то, что конкретный человек, стоящий перед тобой, может быть Богом, как-то замылили. «Очевидную» – не значит нереальную, возможно, так всё и было, и Бог действительно присутствовал в теле человека. И если это так, то прежде всего нужно принять, что такое возможно в принципе. Что Бог может присутствовать в человеке частично или даже полностью. По крайней мере, что однажды так было. И что со стороны это выглядит совершенно буднично. Обычный человек, который, к тому же, «не мог совершить там никакого чуда…».

Кстати, последнее – как раз очень понятно и ничуть не парадокс. У человека есть свобода воли, и чтобы чудо произошло, он должен принять возможность нарушения законов. Если он её отвергает, таков его выбор. Осознанный или неосознанный – не принципиально. Бог утвердил свободу выбора как закон, как основу человеческой природы. Почему и основании любой религии и лежит вера. Человек волен не верить в Бога, и тогда его свобода действует в рамках узора и ограничивается очевидным: съесть на завтрак яичницу или творог, обойти столб справа или слева. И ничего иного в жизни не происходит. Для того, чтобы Бог начал проявлять Себя в жизни человека, Его нужно как минимум признать.

Христианство настаивает на том, что Бог воплотился однажды, и такого больше не повторится до скончания веков, потому что это было только один раз и не повторится никогда. И когда начинаешь копаться в тех же богословских изысканиях, нет-нет да и набредёшь на слово «обожение», на рассуждения о том, что Бог какой-то частью присутствует в святых. Как-то мне попадалась книжка про тибетских монахов, чьё тело после смерти превращалось в «радужное» и исчезало из нашего плана бытия. В исламе есть представление о так называемом tawhid – Единении с Богом, в котором происходит сущностное слияние Бога и человека. Оставим богословам все домыслы о том, насколько одно может быть связано с другим, чего бывает и чего не бывает, и как Христос творил наш мир до рождения Иисуса – сейчас мы говорим про веру и про реальность, какой она является на самом деле, и какой она кажется.

Мир сложен, и мир необъясним. Как говорит один многоопытный человек, наша реальность «дырявая», то есть в ней постоянно нарушаются законы, прорываются извне какие-то иные слои бытия, хотя эти нарушения носят единичный характер и не разрушают общего равновесия. Исчезает предмет, через месяц-другой он появляется  на том же месте, или не появляется, или ломается новая клавиатура, потому что новый текст нужно набирать на старой… и так далее. Можно сгоряча вступить в спор, что де мало ли случаев, когда засунешь куда-нибудь вещь, а потом ищешь её полгода – не выворачивать же из-за этого причинность наизнанку! И при этом не видеть никакой связи между своим выбором, непониманием и собственной жизнью (может быть, кому-то станет легче, если включить в это перечисление ещё квантовую неопределённость).

Речь не про методы, а про интенсивность, про отдачу себя практике. В такой работе рано или поздно возникает вопрос об экономии энергии. Дело в том, что управление вниманием контролируется умом, и эта специфическая энергия исчерпывается точно так же, как и любая другая. Человек устаёт от всего, и к концу дня внимание разделять становится труднее. Тогда начинается поиск ресурсов, чтобы этой энергии хватало на весь день. И тогда открываются проблемы, на которые раньше не обращал внимания.

Одна из них – это ложь. Намеренная, или не намеренная – она всегда заставляет держать в памяти, кому что и как ты сказал, кому можно что-то говорить, кому нельзя… И на это тратятся огромные ресурсы. В итоге останавливаешься на том, что всегда говоришь правду. Или не говоришь, что также есть способ не соврать. «Извини, я не хочу об этом говорить». Или: «Я сегодня не в том настроении». «Мне не хочется». И люди быстро привыкают, и отношения при этом не только не ухудшаются, но напротив, становятся более искренними.

Этот штрих проливает свет на то, как люди добиваются осознанности, насколько тщательной и глубокой должна быть настоящая проработка.

Второй эпизод: чтобы испытать границы прочности осознанного состояния тот же человек практиковал алкоголь. В компаниях впоследствии люди рассказывали, как это выглядело. Человек пил незаметно, и в общем застолье никто не замечал, сколько им было выпито. Пока он держивался в осознанном состоянии, по нему не было заметно, что употребил он уже более чем изрядно. Зато когда силы его покидали, они делали это внезапно, и он просто вырубался так, что со стороны люди даже пугались: минуту назад был трезвый – и уже лежит…

Соответственно, такая проработка дала соответствующие результаты. Люди, которые пускают работу над осознанностью на самотёк, работают над ней десятилетиями, и не достигают и пятой доли того, что было бы возможно, работай они по-настоящему.

"Я так понимаю, что счастлив тот, кто чувствует себя счастливым…"
Феофан (Говоров)

Если хочешь быть счастливым, будь им.
Козьма Прутков.

1

Если нужно выяснить незакрытые потребности человека, поговорите с ним о счастье. Этот недостижимый идеал состояния, к которому каждого влекут его мечты, вполне осязаем – но лишь как фата-моргана, как нечто туманное и эфемерное, как и все миражи, на которые не поскупился Создатель, расцвечивая и украшая ими пространство смыслов бренного существования.

Когда-то, в трудные времена все силы уходили на заботы о насущном: как не замёрзнуть, не умереть с голоду. С удовлетворением первичных потребностей горизонты мира раздвинулись, и поиски счастья привели ко всяким извращениям, как это и случалось прежде, в закатные времена. Жизнь на просторе порождает новые желания. От того, насколько широк собственный горизонт, зависит и представление о том, чего можно достичь в жизни. Так формируется запрос и перечень того, что нужно для счастья. Уютный домик у речки – или дорога, уводящая за горизонт, несметные богатства или «весь мир – театр», а точнее – сцена с картонными декорациями, безжизненными вне действа, вне актёров и зрителей.

Интерес возникает там, где есть игра и интрига. В самом жёстком сценарии оставлено место для импровизации. И даже здесь, в мире автоматизмов, морока и завес, сохраняется определённая свобода решений, чтобы кто-то с интересом мог наблюдать, сколько будет желающих пробиться в актёры, кто полезет в Карабасы, а кто будет претендовать на почётное место в первом ряду.

Истинный искатель подобен коту, теряющему интерес к фантику после того, как стало понятно, что иллюзорную мышь возит на верёвочке хозяин. Умный, но немудрый кот увидит здесь оправдание собственной лени и впадёт в хандру, приводящую к неподвижности и ожирению. Коту-искателю скорее придёт на ум диалог тени и полутени (*), и он поймёт, что благодаря глупой игрушке открыл для себя Хозяина, и тем самым – непаханную целину возможностей, скрытых от ленивых и тем более глупых котов. Какой интерес гоняться за бумажной мышью, когда знаешь, что есть тот, кто водит её за верёвочку, и что взаимодействие с ним может принести нечто такое, что не снилось ни одному коту.

Наверное, примерно так выглядит вопрос о счастье, изложенный современным языком. Незабвенный Козьма Прутков убеждал: "Если хочешь быть счастливым, будь им". В отличие от специалистов, чья полнота подобна флюсу, он зрел в корень. Специалисты же стараются как могут, но их односторонность мешает увидеть им что-то за пределами той области, в которой они специализируются. О счастье любят спрашивать известных людей – ведь они добились признания, а значит, достигли своей мечты. И всех интересует – как. Ведь когда знаешь секрет, остаётся только его реализовать… Однако их рассуждения говорят об их собственных предпочтениях и проблемах куда больше, чем о счастье как таковом.

Альбер Камю был озабочен своим одиночеством, и вопрос о счастье он ставил соответствующим образом: можно ли быть счастливым и одиноким? Видя невозможность жить так, как требовала от него его детская фиксация, над которой не было возможности потрудиться всяким там психиатрам (и, слава Богу, может быть, иначе мы не прочли бы "Постороннего"), он стал выражать себя в творчестве. И, будем надеяться, в какой-то степени так обрёл своё счастье.

Альберт Эйнштейн связывал счастье с напряжением ума, решающего трудную задачу. Например, такую, какая засела в его голове, когда он, должно быть, с замирающим сердцем впервые включил электрический фонарик – мечту всех мальчишек его времени. Видя, с какой силой выбивается из рефлектора луч, он подумал, а можно ли догнать его? И этот вопрос сделал его патриархом новой физики относительности.

Подросток из фильма "Доживём до понедельника" написал в школьном сочинении всего одну фразу: "Счастье — это когда тебя понимают". Каким откровением это когда-то казалось! И невдомек подростку, что, пойми его какой-нибудь дедушка вроде Конфуция, который без рентгена видит его насквозь, не было ему в том никакого счастья. Потому что понимание имелось в виду вполне конкретное, от сверстников, преимущественно противоположного пола. Вряд ли тинейджер способен оценить целиком высказывание Конфуция целиком, об авторстве которого персонаж, скорее всего, даже не догадывался. А Конфуций сказал следующее: "Счастье — это когда тебя понимают, большое счастье — это когда тебя любят, настоящее счастье — это когда любишь ты".

Любовь нынче – не слишком доступная штука. Называют этим словом и влечение, и привязанность, которые могут и не нести в себе этой энергии, так точно описанной апостолом Павлом: "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит."

Описанием ощущения не передать, но те, кто имел соответствующий опыт, поймут, что о вкусе любви могут говорить, например, такие слова, как наполненность и сладость, ощущение полноты жизни. В то время как привязанность есть желание повторения уже изведанного удовольствия. Человек склонен к автоматизмам, и поэтому первый шаг к избавлению от них лежит в избавлении от привязанностей.

Как достичь любви вне духовного пути я не знаю, как не знаю и того, насколько доступна сегодня любовь естественным образом, "от рождения". Есть мнение, что для её появления нужна инициация, и что не испытавшие материнской любви любить не умеют. Женщинам способность любви даётся впридачу к материнскому инстинкту.

Но любовь – всё-таки другая тема, мы же говорим о счастье. И для этого нужно хотя бы понять, что это такое вне глубокомысленных замечаний, высказанных специалистами.

2

Наиболее точное определение счастья я встретил у святителя Феофана (Говорова). Ни у кого, пожалуй, я не видел более грамотного подхода. Он отталкивается от потребностей и вкусов, то есть – от природы человека. Сегодня мы знаем чуть больше, и, если переходить на современный язык, начинать надо, кроме общих свойств человеческой природы, с сущностных качеств, с которыми мы появляемся на свет, со свободы выбора и самоопределения. Что хотеть от жизни, каждый выбирает сам, и таким образом выбирает свою судьбу – в тех рамках, в каких позволяют обстоятельства. Феофан считает счастье состоянием, когда запросы человека удовлетворены. Включая неосознаваемые, добавим мы от себя.

Об источниках потребностей и их иерархии Феофан говорит так:
"… у человека есть три, а с промежуточными – пять ярусов жизни: духовный, душевный и телесный;  … каждый из них даёт свою сумму потребностей, естественных и свойственных человеку."

Различие между этими тремя ярусами, возможно, было понятно в его время, но и в этом приходится усомниться, потому как с трудом верится, что в XIX веке Бог был доступен более, чем сегодня. Хотя, вполне возможно, что "душа" ощущалась лучше, потому что в то время не было ещё такого повального смещения в ум. Сегодня же приходится брать это слово в кавычки, потому что понимание того, что раньше называлось душой, требует совсем других терминов и понятий.

Что касается "духовного" яруса, то Феофан, скорее всего, не делал скидку на различия в своём и чужом восприятии. Весьма условно границу между духовным и душевным можно провести там, где начинается различение Божественного Присутствия и более высоких, чем обычные эмоции, энергий. Трудно судить, насколько "духовные" ощущения распространены или были распространены прежде, в XIX веке. Время сильно меняет основу жизни – то, чем живёт большинство. И поэтому слова, понятные когда-то, требуют для нового века новых понятий. Так, одна женщина рассказывала, что в одном месте в храме от одной иконы исходит особая энергия, и это не были её пустые фантазии.  Правда, выяснилось, что она ходила на какие-то курсы йоги, где они работали с чакрами. Большинство верующих пользуется более надёжными источниками – для этого пишутся специальные книжки с грифом патриархии, где подробно расписано, в каких обстоятельствах кому какую свечку и куда ставить, а также другие важные подробности. Наверное, можно не говорить, что в этой среде достаточно произнести слово "энергия", чтобы получить клеймо еретика.

Судя по тому, что о духовных ощущениях практически никто не говорит, можно предположить, что тема эта сегодня не слишком актуальна. Да и при жизни Феофана о ней что-то не очень-то много писали. В XIX веке всё-таки в гораздо большей степени приходилось выживать, и, сколько ни убеждай в противоположном, пока не удовлетворены основные потребности, тут уж не до духовности, если, конечно, человек уже не достиг просветления или святости. Жить анахоретом где-нибудь в пещере, держась за идею спасения – это экстрим, и такое поведение не может быть нормой. Однако, идея одного смысла жизни для всех, на которой стоит Феофан (а в его время приоритет христианского "спасения души" был для всех главным по умолчанию) в современном мире не работает. Даже если при этом достигается высший из возможных смыслов и высшие из возможных состояния – заставить человека жить по навязанной схеме невозможно. Это противоречит свободе воли, которую Бог заложил в основу человеческой природы. Благодаря ей каждый выбирает себе смысл сам. К чему приводят попытки заставить всех жить "правильно", мы уже видели, и как распоряжается человек предоставленной ему свободой – тоже.

В свете сказанного, слова Феофана про иерархию потребностей также нужно воспринимать с соответствующими поправками. А писал он следующее:
"…сии потребности не все одного достоинства, но одни выше, другие ниже, и что соразмерное удовлетворение их дает человеку покой. Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает; а когда они не удовлетворяются, то, будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу."

Здесь нужно вспомнить, что счастье Феофан определял как покой:
"Удовлетворение вкусов сердечных дает ему (человеку) покой — сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастия. Ничто не тревожит — вот и счастие.»

И в этом он был, несомненно, прав. Человек счастлив тогда, когда удовлетворены его потребности – как явные, которые он отчётливо сознаёт, так и подавленные, и подавляемые.

Полнота счастья и его градус (выразимся так) – это уже другая тема. И здесь уместнее будет вспомнить откровение о том, что человек не завершён. В этом ракурсе в словах Феофана про высоту духовных потребностей опять слышна высокая истина. Предельную реализацию заложенного в него потенциала человек находит лишь в Единении с Богом, о чём нам могут рассказать не так уж много людей, достигших этой стадии. С этой точки зрения всё прочее можно назвать компенсацией, хотя вряд ли люди, не познавшие иных состояний, чувствуют от этого себя менее счастливыми. Когда есть альтернатива – идти в неизведанное или вернуться к повтору уже известных удовольствий – появляется и выбор, и реальная возможность воспользоваться потенциалом свободы выбора.

О счастье говорят в основном в контексте обыденной жизни, где стены ассоциируются с уютом. Так что слова Мастера про то, что даже на две трети осознанное состояние уже выше, чем счастье, наверняка не всем покажутся понятными.

“Знала б тогда что ты ни при чём,
что родители – те же дети…”
“Я клянусь, они не умнее нас.“

По-настоящему серьёзные вещи не популярны. Они кажутся рассуждениями, философскими выкладками - чем-то абстрактным, но никак не тем, что имеет непосредственное отношение к жизни, которой живут все и повсюду. Той жизни, которая состоит из конкретных и будничных дел – всего того, что приходится делать ежеминутно и ежечасно, здесь и сейчас.

Мы уже говорили о причине. Она известна, её истина зафиксирована как основа любой религии, а значит, и любой культуры, но парадоксальным образом она продолжает оставаться в тени. И пока не видно причин, по которым это могло бы измениться в будущем. Речь, конечно, о завесах. В христианстве этому понятию соответствует первородный грех (если не слушать тех теологов, которые решили, что Иисус с ним покончил).

И эта причина делает людей глухими к откровениям. Христиане знают, что есть спасение, но сквозь завесы это понимание не кажется актуальным. Поэтому и спасение трактуется широко. Выбор есть. Например, можно поверить, что Бог удостоит тебя вечной жизни, если ты построишь храм, откупаясь от крови, пролитой в памятные 90-ые. Или довериться приходскому батюшке, у которого на всё один рецепт: молись, исповедуйся, причащайся – и спасешься. Или  понимать спасение как-то иначе – мой знакомый, например, убеждён, что спасается тем, что пишет книги по церковно-исторической тематике.

Когда есть свобода, она проявляется везде, и прежде всего – в том, как человек решает распорядиться собственной жизнью. Не важно, насколько осознан его выбор, для Бога существенно то, что выбор сделал человек. А (об этом тоже уже говорили) свобода выбора человека для Бога неприкосновенна. Это тот камень, который Господь создал таким, чтобы Он Сам не мог его поднять. Уничтожить – да, пожалуйста. Но не отменить, не изъять закон, однажды заложенный в фундамент нашего мира.

Завесы уравнивают детей и взрослых. Поэтому взрослые порой так похожи на детей. Взрослость подразумевает ответственность за собственные действия, за собственный выбор. Получается, что она тесно связана с осознанностью. Пока ты не осознаёшь истинную ценность вещей, какой с тебя спрос? А истинная ценность определяется масштабом. Причём масштабом не в ограниченной плоскости стандартного набора идей и представлений о ценностях, а масштабом в пространстве реальности.

По сути всё, что есть у человека – это свобода распоряжаться собственной жизнью.  Пусть ограниченная, но всё-таки свобода, потому что человек сам определяет смысл своей жизни и в какой-то мере – свою судьбу. Это не слова, это факт. И там, где на кону стоит вечность – пусть даже не абсолютная (не будем здесь уходить в тонкости), но всё-таки нечто такое, что по масштабу несопоставимо с тем, ради чего люди во все времена не жалеют ни сил, ни средств – проходит грань, за которой вопросы начинают действительно звучать по-взрослому.

Завесы скрывают потенциал человека от него самого. Скрывают истину слов, и поэтому слова откровения звучат для детей обобщённо, тогда как смысл обозначается нюансами. Действительно, велика ли разница между близкими по смыслу словами, когда актуально в данный момент – вот это: игра в мяч, покупка квартиры, написание очередной книги про царя Николая.

Меж тем, слова откровения всегда математически точны. Это отчётливо видно в сакральных текстах. В комментариях и богословских трактатах эта простота и гранитная твёрдость текста исчезают, и чем больше автор пишет от ума, чем больше пичкает текст логикой, тем вернее превращает его в трясину.

Одно из откровений Бога человеку состоит в том, что человек – незавершён. Это и есть подлинная причина недостижимости счастья. По сути всё, чем занимаются люди – это попытки скомпенсировать существующую незавершённость. И это всегда бег по кругу. Больше денег, чтобы было больше удовольствий, впечатлений, качества и полноты компенсации. Но достижение желаемого исчерпывает импульс, реальность разоблачает иллюзию, и начинается новый рывок, заход на новый круг…

Взрослая постановка вопроса ставит вопрос о линейности, о Пути. Самое важное условие для этого – необходимость, внутренний запрос. Он выводит каждого к своей трактовке жизненной цели и в конечном итоге – к тому, как конкретный человек интерпретирует те же сакральные тексты. Большинству страшно выпустить из рук синичку и не поймать журавля. Кто-то решает, что будет жить сам, без Бога, и объясняет всем, что не верит, потому что доказательств Бога нет. Кто-то видит созвучной ортодоксию и понимает смирение в ключе “куда все, туда и я”.  Кто-то находит смысл в самом поиске. Кто-то честно решает следовать желаниям, не чувствуя в себе иных запросов.

И в этом видится огромная мудрость и красота природы человека, Творца и Творения.

Известно, что Царство Божие усилием берётся. На верующих накладываются обязательства – посещение храма или мечети, участие в таинствах и обрядах, чтение вменённых канонических текстов, определённые рамки поведения в социуме. И это понятно: если не предпринимать усилий, то получится, что не будет ничего такого, за что тебя Господь захотел бы наградить тебя местом в раю.

Религия устроена так, что её адептам запрещается умствовать и сомневаться по поводу того, насколько вменённые действия приближают верующего к его цели. Под этот запрет попадают и смежные понятия. Так что вопрос о полезности и эффективности конкретных действий не возникает.

С другой стороны, границы всегда размыты. И попытки разобраться выводят тех, кому важно разобраться по существу, за пределы любых ограничений. Ограды возводятся людьми, настоящий ответ требует исследования реальности, а оно неизбежно обнаруживает ограниченность упрощённого толкования истины. Необходимость ответить на насущные вопросы приводит человека в поиск, и, если повезёт, на Путь.

Наличие Пути отличает мистические течения от ортодоксии. Такие течения имеются в любой религии. По сути – это их ядро, без которого религия вырождается. Консервативность ортодоксии сопротивляется таким течениям, но они периодически возникают благодаря малой толике искателей, для которых поиск реального Бога есть смысл и суть их жизни.

В современном мире есть ряд школ, которым ради реального Пути пришлось достаточно далеко отдалиться от мейнстрима. Они могут совмещать в себе разные традиции, но в качестве фундамента, как правило, имеют основание в одной из мировых религий. Такие течения обычно характеризуются приставкой нео–: нео-буддизм, нео-христианство.

Путь всегда имеет цель – конечный пункт, куда человек хочет прийти. На духовном Пути человек идёт к Богу. Понятно, что карта, хотя бы приблизительная, но верная, в таком путешествии – бесценна. И такие карты имеются. В каких-то традициях они более подробны, по каким-то современному западному человеку легче добраться до цели.

В любых мистических традициях продвижение по Пути также требует конкретных действий. И эти действия не совпадают с вменёнными для верующих - здесь требуется развивать определённые навыки и качества, а это, как в спорте, достигается упражнениями и практиками. Восточная мистическая традиция христианства в качестве фундамента брала Иисусову молитву. В западной традиции набор инструментов был шире – там можно встретить и элементы тантры, и более широкий ассортимент практик развития осознанности и восприятия.

Как и везде, в нео-религиях ложных направлений хватает. В основе истинной школы всегда находится истинный мистик. Если человеку лишь кажется, что он мистик, то сколько бы ни было у него последователей, его школа не имеет реальных перспектив. Но даже в случае настоящего мистика реальная польза от обучения (с точки зрения продвижения по Пути) может быть сомнительной. Яркий пример – Ошо. Несмотря на то, что он был истинным просветлённым, среди его учеников трудно обнаружить не только просветлённых, но и в достаточной степени продвинувшихся.

Будущее бывает у школ, возникших по прямой Воле Бога. С такой школы началось и христианство, и буддизм, с такого же узкого круга начинался ислам. Но и здесь есть свои особенности: не каждая истинная школа порождала новую религию.

UPD: благодаря lesnik_13 текст можно дополнить маркерами, по которым, как мне видится, можно распознать секту (см. ниже, в комментариях).

Свобода самоопределения, возможно, наиболее фундаментальная вещь в природе человека. Она отличает человека от животных. Как правило, её наличие воспринимается как непосредственное и неиллюзорное знание о себе. В любой ситуации, где ничего от тебя не зависит, остаётся свобода отношения, свобода выбора – как реагировать на происходящее.

Знание такого рода – часть прошивки в человеческом “биосе”, оно сродни инстинкту и присуще каждому. И всякое другое “знание” о собственной несвободе – лишь следствие принятия внешних идей, которые когда-то оказались выгодным материалом для строительства скелета личности.

Свобода воли человека имеет статус закона. Иными словами, это камень, созданный Творцом так, что Он Сам не может его поднять. Изменить прошивку – значит изменить систему законов, на которых держится мир. И при этом человек перестанет быть человеком, даже если во всём прочем он сохранит человеческое обличие.

Однако, картина, которую мы наблюдаем, свидетельствует скорее о противоположном: каждая конкретная ситуация проявляет именно несвободу человека. Вроде и рад бы не злиться, а не могу, рад бы не впадать в прокрастинацию, но сколько ни перепробовал всяких лайфхаков, ничего не помогает.

Закрепившиеся автоматизмы есть следствие когда-то сделанных выборов. И неважно, что главные выборы были сделаны в бессознательном возрасте, в конкретных обстоятельствах, которые могли быть иными – это были наши выборы, в конечном итоге определившие узор судьбы. Потенциальная свобода была потрачена на выбор, какой личностью стать, в какой форме нашему “я” комфортнее двигаться по жизни.

И в силу этой предопределённости и неизменности, в силу постоянства черт характера, личность узнаваема и прогнозируема. И наша реальная свобода зависит лишь от той категоричности, с которой мы себя отождествляем со своей личностью. Если понятия “я” и личности практически тождественны, вопрос о свободе теряет актуальность. Точки перехода в узоре, если и будут, вероятнее всего, будут пройдены по наименее затратному с точки зрения усилий (энергетически наиболее выгодному) варианту. И на дальнейший отрезок жизни всё останется как есть – даже если “изменить” что-то в антураже.

Возможны ли перемены? Свободен ли человек что-то существенно изменить в своей жизни даже в зрелом возрасте? Если в двух словах – да, но при определённых условиях. И эти условия фактически сводятся к двум: необходимость (и, соответственно, желание и воля что-то изменить) и понимание (то самое, которое – одно, единственное), что для этого нужно делать.

Остаётся рассмотреть ещё один фактор, без которого понимание невозможно. Пожалуй, он самый важный, и в нём следует искать причину, почему что-то понимается именно так, а не иначе.

Основа понимания (как и многого прочего в жизни человека) – в желании. Без него ум остаётся холодным, и информация проходит мимо, без встраивания в актуальную систему представлений и ценностей. Что не поддерживается желанием, не вызывает интереса. Желания разнонаправлены, они разрывают человека – хочется и того, и другого даже когда это несовместимо.

По сути, люди понимают то, что хотят и так, как хотят. Картинка первична, она возникает в уме одномоментно, и только потом ум начинает процесс встраивания её в систему представлений о мире, со всеми её ценностными связями и причинными отношениями.

Из-за этого возникают курьёзы. Например, при изучении феномена сознания человек ищет решения, будучи уверенным, что хочет докопаться до истины, но не замечает, что ищет не истину сознания, а модель, которая не должна конфликтовать с современной системой научных представлений. Если сознание априори считается производной ума, то всё, что не подходит под этот критерий, потребует доказательств. И если они невозможны – хотя бы весомых аргументов. При том, что весомость будет оцениваться из тех же господствующих на данный момент научных представлений.

Поиск по принципу “там, где светло” встречается на каждом шагу. Это проблема жёсткости ума, которой мы уже касались. И возражения вроде “а что, вы предлагаете искать там, где темно и ничего не видно?“ действительно выглядят убедительными.

Какие-то вещи мы просто не хотим понимать. Потому что они могут основательно пошатнуть картину мира, то есть создают угрозу устойчивости рабочей среды, в пределах которой действует ум. В самом уме есть защита, благодаря которой подобные угрозы обходятся автоматически. Опасные зоны огорожены барьерами, к которым ум старается не приближаться.

Однажды, разговаривая с одним человеком, который панически боялся смерти, я имел неосторожность в разговоре озвучить факт неизбежности конца прямым текстом. Выслушивая  ответ, я убедился, что мои слова просто не были услышаны. Буквально. Они прозвучали, но ум собеседника их проигнорировал, и разговор продолжался ровно с того места, где была сделана купюра.

В подобных играх с реальностью люди проводят всю свою жизнь. И в этом они проявляют свою свободу воли, которая в конечном итоге оказывается подмятой страхами, амбициями и желаниями отстоять реальность иллюзий. Потому что это оказывается оправданным энергетически (требует меньше усилий, в результате чего человек получает меньше дискомфорта). И последнее немного приоткрывает механизм, благодаря которому человек пребывает в метафизическом сне – или в “падшем” состоянии, в первородном грехе и т.п.

Понимание – вещь достаточно тонкая, и серией фрагментов тема не исчерпывается. Наверное, можно было бы написать целую книгу, но завершить серию хочется другим. Какое бы значение ни придавали люди пониманию, постижение истины к нему не сводится. Напротив, оно требует правильного отношения к пониманию. Истина больше понимания, и приближение к ней делается возможным с обретением навыка игнорировать требование ума педантично расставлять все точки над i. Если слово изреченное есть ложь, то уму дороже эта ложь, но здесь и сейчас, чем шаг к реальности. Отказ от лжи создаёт дискомфорт, потому что ум не переносит незавершённости. И терпение подобных вещей, в частности, входит в плату за приближение к истине.

Осознанность практикуют немногие. Слышали о ней практически все, кто-то считает, что у него с осознанностью всё в порядке, кто-то пробовал и убедился, что ничего особенного не происходит, усилий, чтобы помнить себя, требуется много, а толку чуть.

Слова о том, что осознанность является единственным инструментом, позволяющим отделять реальность от фантазий и практикой, без которой невозможен не только свободный  выбор, но и свободные действия, кажется чем-то вроде частного мнения и ни в коем случае не истиной. Так что когда практикующий встречается с непрактикующим, второй воспринимает первого как излишне самоуверенного, а то и неадекватного человека. Когда кто-то говорит “это на самом деле так” – люди, не имеющие навыка осознанности, воспринимают утверждение как мнение, но между мнением и осознанным непосредственным восприятием лежит пропасть. Без навыка осознанности отделить собственное умозаключение от реального опыта не представляется возможным. Поэтому когда человек, обладающий полной осознанностью, говорит о том, что у человека всего пять эмоций, это следует воспринимать как факт, который можно только проверить, наработав соответствующий навык. Вступать в спор на основании того, что некто N учит, что эмоций у человека 7, а то и 10, бессмысленно.

Ещё больше вопросов возникает к печатному слову. Когда я впервые взял в руки книгу, написанную осознанным человеком, меня удивило отсутствие ссылок, которые обычно даются в подобного рода литературе. В некоторых местах эти лакуны были настолько явными, что то и дело возникало желание открыть последние страницы, где обычно располагается хотя бы список использованной литературы. Постоянно возникал вопрос: “откуда?”. И извечное – “хорошо бы конкретную ссылку”. И только попрактиковав осознанность энное количество лет, я воочию увидел различие, а также и то, что никакие “авторитетные” источники не заменят достоверность того, что озвучено человеком, имеющим всю полноту осознанности. Напомню, что полная осознанность отличается от частичной если не качественно, то примерно так, как отличаются навык гонщика и ученика, берущие первые уроки вождения. Качественное различие появляется после трансформации, которую принято называть просветлением.

До Ньютона падение предметов воспринималось естественно: предметы тяжёлые, у них есть тяжесть, поэтому они и падают вниз. Яблоко висит на ветке, потому что его удерживает черенок. Как только яблоко созревает, достаточно дуновения ветра, чтобы оно упало. При чём тут какое-то тяготение?

Точно так же люди объясняют, почему у них не получается, например, заняться медитацией всерьёз. Попробовал день-другой, а потом – “навалилось…”, “стечение обстоятельств”, “не до того…” Слова о каких-то законах не воспринимаются. “При чём тут это?”

Новый элемент нарушает целостность. Ум выстроил систему, которая худо-бедно справляется со своей задачей. А лучшее, как известно, враг хорошего. Поэтому обычно новое приемлемо лишь постольку, поскольку оно дополняет уже существующую структуру и встраивается в неё. Желательно – не нарушая тех связей, которые уже имеются.

Когда Христос, изгнав демонов из бесноватого и переселив их в стадо свиней, подошёл к городу, жители вышли с просьбой не входить к ним. Мол, нам тебя не надо, у нас и так из-за тебя сколько свиней погибло. Пожалели свиней, дело понятное.

Кажется, где-то попадалось толкование, которое не уводило бы внимание на несущественные мелочи. Но где – не могу вспомнить. И это странно. Перебрал почтенных и маститых отцев, что под ругой оказались. И всё – мимо. О чём угодно, только не ответ на вопрос, что мешает приблизиться к Богу.

Какие тут ещё нужны доказательства?

“Все люди – как люди…”. Не хорошие, не плохие. Просто люди.
У Дяченки есть в “Мигранте”: чтобы быть Человеком, нужно преодолевать в себе человеческое.

Ум выполняет роль компьютерного софта, тогда как мозг – это “железо”.  Без программной части компьютер бесполезен, и софт, какой-никакой, уже есть шаг к решению задачи. Это то, с чем можно работать. Изменять, отлаживать, улучшать и апгрейдить.

Картина мира – основа взаимодействия с реальным миром. Если мир видится опасным, человек везде видит подвох и угрозу. Если в картине мира нет места Богу, то вся жизнь будет ограничиваться простыми радостями, а походы в консерваторию будут той виртуальной духовностью, которая придаёт жизни возвышенный смысл. Верующий будет выстраивать бастионы и укрепления вокруг предмета своей веры, защищая себя от сомнений. Для учёного неприемлемыми будут любые посягательства на парадигму научного подхода, и его реальность будет ограничена той областью, которую можно рассмотреть в микроскоп, телескоп или, на худой конец, смоделировать математически.  Философы идут за умом как дети за дудочкой крысолова, их картина мира представляет собой такую мешанину озарений и абстракций, для ума неразличимых от истины, что доверять им могут только такие же философы.

Картины мира не может не быть. Она может не соответствовать реальности, но без “софта” человеческой жизни нет: в лучшем случае это жизнь Маугли. Когда что-то есть, место занято, чашка полна, и чтобы поместить туда что-то новое, нужно её опустошить. Для ума пустота – это белое пятно в картине мира. А значит – потенциальная угроза, страх и незавершённость. Функция ума – решать проблемы, и сама пустота уже проблема, которую ум постоянно решает. Он делает это сам, без просьбы человека, потому что он так устроен. Он выполняет свою работу, и если эта работа не контролируется, она выполняется до упора, до логического конца. А логический конец в этом случае – завершённая и непротиворечивая картина мира. Малейшее покушение на её целостность ум воспринимает в штыки и старается защитить. Формы этой защиты известны: отрицание как избегание или агрессия. Первое – это “не интересно”, второе – “это не так, и сейчас я это докажу”.

По этой причине мировоззрение, обычно состоящее из мешанины фактов и домыслов, не бывает нейтральным. Хотя бы только потому, что оно “занимает место”. Ум не выносит пустоты, и, заполняя её абы чем, сам становится препятствием к постижению реальности.

Мы выяснили, что человеческий ум с одной стороны служит той основой, на которой держится всё пространство человеческой жизни: культура, семья, социум… Нет такой человеческой деятельности, которая протекала бы без участия ума. С другой стороны, ум отделяет человека от реальности. Именно из-за него каждый замкнут в стеклянном яйце и смотрит своё кино. Всё, что человек видит – это его интерпретация реальности. Ум – кинотеатр, и расхождение между проекцией ума и реальностью вызывает необходимость понимать.

Но понимает не ум. Это сбивает с толку когнитивистов и прочих исследователей мышления. Ум – машина. GPT демонстрирует те же ошибки, что и “чистый” ум человека. В отличие от ИИ, человек разумен. Он – живой организм, субъект, обладающий сознанием. Именно благодаря ему человек встроен в реальность. Природа сознания человека – часть Реальности. Сознание вечно, и благодаря ему человек причастен Вечности.

Привычный “научный” взгляд видит сознание как производную материи, переворачивая причинно-следственную связь. Пригожин, занимаясь процессами самоорганизации, вынужден был ввести разделение на Становящееся и Ставшее. По сути, ставшее оформляется в материальной форме. это и есть терминальный элемент Творения. Всё, что выпадает из процесса Становления, разрушается временем. Становление происходит во взаимодействии двух начал. Свет, разрушающий застывшие формы и несущий новое – это одна сторона реальности. Тьма, организующая терминальную фазу становления и заставляющая мир пребывать в непрерывном движении – другая её сторона.

Почему наука так настойчиво ищет ключ под фонарём – понятно: на Востоке не произошло такого радикального дележа сфер науки и религии. То, что не могут вместить западные учёные, те же китайцы знали задолго до Христа.

Итак, ум лишь обрабатывает информацию. И если бы человек был намертво замурован в стеклянном яйце, его разум ничем не отличался бы от GPT. Правда, с другой стороны, без человека не было бы и языка. Язык – инструмент мышления, и в том, что GPT с исправностью стоящих часов регулярно вещает истину, видится исключительно заслуга человеческого разума, создавшего язык. (Кстати, не так давно нейрофизиологи подтвердили догадку Хомского о врождённом чувстве грамматики у людей.) Но мир устроен так, что оболочка стеклянного яйца не непроницаема. Её стенки размыты, неопределены. Человеку уютно в этом положении: почти целиком – внутри, в привычном мире образов и грёз, в то время как малая его часть присутствует вовне, в “реальности”.

Разумность человека – это гармоничная пропорция света и тьмы, осознанности и автоматизмов. Человек частично осознан, из-за чего пространство языка несёт в себе истину Реальности, и человек может пользоваться языком для оценки разумности того или иного утверждения. Ум генерит образы, сознание проверяет истинность.

Присутствие слона в тёмной комнате можно ощутить по-разному. Но чтобы появилось ощущение, нужен живой слон, и его нужно пощупать руками. Без материи мир не проявлен, и становиться нечему – нет изменений, нет сцены, на которой разворачивается действие.

Вероятно, особенность понимания, изложенная в этом фрагменте, наиболее трудна для восприятия, поскольку она перебрасывает мостик к реальности и поясняет, в каком смысле нужно понимать фразу “настоящее понимание только одно”. Будем надеяться, что оставшиеся фрагменты будут проще.

Понимание опирается на опыт. Вполне понимать друг друга могут только люди со схожим опытом. Всё, что выходит за его рамки, может быть понято только умозрительно, в виде проекции на собственный опыт. И такое понимание бывает иллюзорным. Иллюзия проходит незамеченной, потому что следы оставляет конфликт, а привычное и заурядное не фиксируется в актуальной памяти.

Ум не умеет понимать на пустом месте. Когда слепоту научились лечить с помощью хирургии, было обнаружено, что взрослые пациенты, лишившиеся зрения в младенческом возрасте, не могли видеть сразу после операции – нейросети мозга требовалось определённое время на обучение. При обработке сигналов уму не на что было опереться. Так и с пониманием. Чтобы понять что-то новое, нужно от чего-то отталкиваться. И когда это новое затрагивает саму основу, от которой люди обычно отталкиваются, понимание затрудняется многократно.

Ум имеет дело с моделью реальности. И когда говорится о таких общих вещах, как понимание, кажется очевидным, что у всех работа ума организована однотипно. Легко допустить, что кот может думать как-то по-своему, но заподозрить иной алгоритм действия ума у человека никому не придёт в голову.

Тем не менее, осознанность затрагивает именно алгоритм обработки поступающей информации. Осознанность меняет не только картину мира, но и саму структуру восприятия. Постоянное наблюдение работы ума приводит к тому, что идеи и убеждения помечаются маркером “идеи”. Их статус в картине мира отличается от впечатлений, относящихся к непосредственному восприятию. И если для обычного режима работы ума естественно опираться на убеждения и заполнять лакуны неизбежными выводами, которые называют знанием или верой, то для практикующих осознанность “вера” как таковая если и используется, то в другом значении. Это многое меняет и выбивает из-под ног почву для взаимопонимания с обычными людьми, для которых верить – естественно. Та же проблема возникает со знанием. Если обычно знание может ставиться под сомнение, то здесь, по мере наработки навыка, знание обретает статус достоверности, потому что получается оно не с помощью рассуждений, опирающихся на идеи, а в результате непосредственного осознанного восприятия.

Для философа подобное описание – дичь. Учёный тут же захочет поставить диагноз, который позволил бы заретушировать полученную информацию, чтобы она не расшатывала привычную картину мира. Но обычно  такие вещи проскальзывают мимо. Это самый простой способ: не замечать обезьяну на игровой площадке.

Чем проще тема, тем меньше шансов неверно интерпретировать сказанное. В английской традиции small talk много житейской мудрости: не хочешь ссор с соседями – говори только о погоде. Но представить себе жизнь, в которой тема общения ограничивается погодой, сложно. Скучной будет такая жизнь.

Понимание для людей важно, они говорят о нём постоянно. Частотность глагола “понимать” стоит между “дать” и “получить”, примерно на двадцатом месте (из 50 000). Так что слово предельно насыщено значениями и смыслами.

Попробуем разобраться, почему понимание так важно. Чего греха таить, человек устроен странно. Гораздо проще было бы, если восприятие сразу открывало нам истину Реальности. Тогда и не потребовалось бы никакого “понимания”: Увидел – и вот оно. И все видят одно и то же, не возникает никаких разногласий, никаких противоречий. Никаких войн, дрязг, интриг. Настоящий рай.

Говорят, так всё и было, пока одна женщина не проголодалась и не съела на завтрак яблоко. И тут всё поменялось, и стало как сейчас. Ругань, грязь в подъездах и тараканы. И всё это –  благодаря множеству интерпретаций, которые породили необходимость понимать. Мы протестуем против такого порядка вещей, потому что это “ненормально”, хотя в других случаях готовы признать за норму то, что видим вокруг. Между “райским” прямым восприятием реальности и теперешним опосредованным, когда понятие “реальность” приходится толковать на разные лады, вклинился ум. Он-то и нашёптывает, как должно быть, и формирует наши желания.

Согласно легенде, с человеком, находившимся в неразрывном единстве с миром, произошло “падение”, в результате которого целостность была утрачена. Мир раскололся, и каждый оказался замкнут как бы в мутном пузыре, сквозь который что-то различимо, но смутно. Там, снаружи – “то, что есть”, а внутри лишь картинка плохого качества: вроде маячит что-то в тумане, один видит столб, другой – дерево. Одному кажется, что ему улыбаются, другому – что его дразнят. Возникает недопонимание, начинается выяснение отношений, а там доходит и до драки, до “стенка на стенку”, “наших” и “чужих”. Снежный ком уже покатился дальше.

Как такое могло случиться – тайна, покрытая мраком. Винят, конечно, дьявола. Но после того, как каждый переселился в свой индивидуальный кинотеатр, поди разберись, реальный ли это персонаж, или его выдумал режиссёр–постановщик.

Ничего не изменится, если не было никакой женщины, яблока и змия-искусителя, а так всё и было задумано с самого Начала. Но ведь надо как-то объяснить, “почему всё так”. Хотя, если разобраться, мир создан удивительно мудро, и вряд ли кто-нибудь всерьёз захотел бы в рай, где говорят только о погоде.

Сложность и трудность – разные вещи. Какие-то вещи понять сложно, а какие-то – трудно. Сложность требует широты охвата, трудность состоит в необходимости прикладывать непривычные усилия. Сложно бывает сориентироваться решить головоломку, трудно – укусить яблоко, висящее на нитке.

Мы привыкли к сложностям. И чем более сложные задачи мы берёмся решать, тем большей специализации они требуют, и тем труднее становится сменить тактику, оставить накопленное и попробовать что-то новое, как-то иначе.

Помните?

“Есть странствия и странствия,
и нужно еще поискать того,
кто сможет разъяснить различие между ними.“ ...

Есть изменения и изменения...

Вначале появляется бутон, потом он распускается, цветёт, радуя себя и других, а потом засыхает.
Изменения закончены, существование продолжается.
Существование эфемерное, истончающееся под ветром, от которого хрупкое чудо рассыпается в прах.
Это естественный процесс, но людей, особенно знакомых, не меняющихся десятилетиями, жаль.
За изменения они вынуждены принимать то, что уже было:
ещё раз съездить в отпуск,
сходить на очередной день рождения…
Не подозревая, что в них, как в том цветке, дремлет жизнь,
потенциал, о котором никто не знает и знать не хочет -
потому что хочется другого:
ещё раз съездить , ещё раз поговорить ни о чём…
Хочется того, что близко  и понятно, что уже было когда-то.
Место занято, и это всё та же “Чашка чая”, хоть в анфас, хоть в профиль.

Ну да, вначале было желание – достучаться, дотянуться.
Делился тем, что иначе как чудо назвать было невозможно.
Вспоминался тот монах на Афоне, который с горящими глазами рассказывал, как у него ожила засохшая роза.

Теперь за этим видится – естественность.
Свет, разрушающий формы; тьма, несущая жизнь и застилающая разум;
выбор, который люди совершают, о том не ведая, ненарушимость свободы воли…
“А бабочку всё равно жаль” (с)

"— Но разве тут есть какое-то отличие? Всё, что мы видим перед собой, непрерывно изменяется. Вы наслаждаетесь созерцанием перемен вокруг вас и не замечаете, что меняетесь сами. Вы увлекаетесь странствиями во внешнем мире и не знаете, что такое созерцание внутреннего. Во внешних странствиях мы ищем то, чего нам не хватает вовне, а посредством внутреннего созерцания мы постигаем изобилие внутри себя. Первое — это несовершенный способ путешествия, а второе — совершенный.
С тех пор Ле-цзы больше никуда не выезжал со двора…"

Re: на празднике заглянул в FB…
Настроение: прочерк
Музыка: “Снегурочка” (2023)

Многие действия, не вызывающие вопросов, обусловлены природой человека, его потребностями и необходимостями, которые не осознаются и составляют часть метафизического сна. Ум в чистом виде является компьютером, то есть тем же ИИ, только биологическим, а не на микросхемах. Как часть организма он участвует во многих процессах, которые “доказательная” наука не видит в упор. В частности, его связь с сознанием позволяет человеку, в отличие от ИИ, отличать реальность от вымысла, от умозрительной модели. Идеи, вера, мнения, убеждения являются продуктом чистого интеллекта. Они и составляют ту основу, на которой держится метафизический сон. На него нет необходимости смотреть как на зло, затемнённость сознания служит причиной появления зла в мире, однако сама по себе злом не является. Она неотделима от природы человека и несёт на себе важную функцию, без которой всякое движение в мире прекратилось бы.

Детям рассказывают сказки. Понятно, что в сказках происходит обучение нейросети. Из сказок дитя получает опыт, пока что – умозрительный. Чтобы действовать в мире, в уме должна присутствовать его модель. Это как бы наполнение навигатора: в этом доме находится то, в том – это. В жизни всё ещё будет проверяться, опыт заставит корректировать модель реальности, вносить в неё индивидуальные особенности, отличающие одну личность от другой. И в этом уже будет участвовать свободная воля. Один захочет увидеть одну связь между событиями и взять для неё удобное ему объяснение, другой свяжет те же события иначе.

Но сказки упрощают. Можно сказать, это ширпотреб или игрушка, слепленная с чего-то более серьёзного. Такой более серьёзной вещью следует назвать коан. Условный коан, потому что то, как работает коан, реализуется и через другие тексты. Например, тексты нулевого уровня – такие как трактат о Дао. Хотя Истина невыразима словами, путь к ней может быть обозначен вешками, по которым желающий может к ней прийти. Истина потенциально доступна каждому в отдельности. Кто-то скажет, что это невозможно. Невозможно постижение Истины во всей её полноте, масштаб человека для этого не годится, но часть истины, касающаяся какой-либо частности, вполне постижима.

Никто не может до сих пор объяснить, как совершается открытие. Иными словами, как происходит скачок от “не знаю” к “знаю”, от разрозненной кучи химических элементов к таблице Менделеева. Наверняка и здесь открытие открытию рознь, и часть из них способен сделать искусственный интеллект. Такие примеры уже были, уже проходила информация об открытии, сделанным ИИ (кажется, работа в области расшифровки гена, точнее сейчас не вспомню). Но есть и откровения прямого знания, в том числе и в науке, которые невозможны без участия сознания. Это чистый прорыв “прямого видения”, в результате которого человек – знает. Это и есть пребывание в Истине. Возможно, мгновенное. Впоследствии человек может усомниться, искать подтверждения путём экспериментов или математических изысканий, но это уже потом.

Работа с коанами, обучающими историями или текстами нулевого уровня ведёт к Истине. Другое дело, что не всем туда нужно, поэтому и Истина остаётся как объект, о котором можно порассуждать, насчёт которого каждый может составить своё мнение, или даже как идол, которому можно поклоняться. Известный коан о хлопке одной ладонью – средство для открытия ума. О работе с обучающими историями, в частности, упоминает и Дейкман, которому посвящён предыдущий пост. В книге он не слишком раскрывает подробности, и это разумно, потому что работа с умом требует предварительной подготовки. Но пример, иллюстрирующий различие между “условным коаном” и сказкой привести можно. Все знают сказку про волшебную лампа Аладдина. Ниже предлагается обучающая история, с которой эта сказка срисована.

Рыбак и джин

Однажды один рыбак выловил в море медный сосуд, запечатанный свинцовой печатью. Это был какой-то странный кувшин - необычной формы, и рыбак почему-то решил, что в нем спрятаны бесценные сокровища. К тому же ему не везло в этот день с уловом, а кувшин, даже не окажись в нем сокровищ, можно было продать меднику.

На пробке этого небольшого сосуда был начертан символ, неизвестный рыбаку, - печать Соломона, царя и мастера. А внутри него томился грозный и могущественный джинн. Сам Соломон заключил его в медную темницу и бросил на дно моря, дабы избавить людей от его козней. Этот мятежный гений должен был пребывать в заключении до тех пор, пока не появится человек, который сумеет покорить его и возвратить на путь служения человечеству.

Рыбак, конечно, ничего этого не знал. В его руках находился предмет, который он собирался исследовать и который мог оказаться ему полезным.

Покрытый изумительно тонким узором, кувшин сверкал и переливался на солнце. Конечно, в нем таятся редчайшие драгоценности, - заранее радовался рыбак.

Забыв изречение Человек может пользоваться только тем, чем он умеет пользоваться, рыбак вытащил пробку и, торопясь увидеть содержимое сосуда, опрокинул его вверх дном и встряхнул. В кувшине не было ничего. Он поставил его перед собой на землю и тут вдруг заметил, что из горлышка выползает тонкая струйка дыма. Вот она стала завиваться, расти и, спустя мгновение, страшным черным столбом взметнулась к небу и превратилась в огромное и ужасное существо, которое гулким громоподобным голосом заревело Я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Я восстал против Соломона и по его приказу был заточен в этот сосуд. А теперь я уничтожу тебя.

Рыбак в ужасе повалился на колени.

- Неужели ты убьешь своего избавителя! - воскликнул он.

- Сейчас ты в этом убедишься, - прогремел джинн. - Я – порождение злого начала, и хотя я несколько тысячелетий томился в этой темнице, моя сущность духа-разрушителя ничуть не изменилась.

Только теперь человек понял, как жестоко он ошибся, понадеявшись извлечь выгоду из неожиданного улова и при этом даже не подумав о том, что за неосторожность можно поплатиться жизнью.

Он уж было совсем приготовился к смерти, но внезапно его взгляд упал на Соломонову печать на пробке, и его осенило.

- Ты никак не мог выйти из этого кувшина, - сказал он джинну, - разве ты можешь поместиться в нем?

- Как - взревело чудовище, - ты не веришь мне, повелителю джиннов!

С этими словами дух снова превратился в тоненькую струйку дыма и исчез в сосуде. Быстро схватив пробку, рыбак крепко-накрепко запечатал отверстие и забросил кувшин в море.

Прошло много лет, и вот однажды другой рыбак, внук первого, закинул свой невод в этом же месте и вытащил тот же самый сосуд. Он поставил кувшин на песок и уже собирался его откупорить, но остановился в нерешительности, потому что вспомнил совет, который получил от своего отца, а тот от своего, и совет этот гласил Человек может использовать только то, что знает, как использовать.

Между тем дух, разбуженный толчками, подал голос из своей медной тюрьмы Сын Адама, кто бы ты ни был, распечатай кувшин и освободи меня, я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Помня завещанный ему совет, юноша осторожно отнес кувшин в пещеру, а сам отправился на вершину горы к мудрецу.

Он обо всем рассказал мудрому человеку и спросил, как ему поступить.

Мудрец ответил Отец дал тебе правильное наставление, и ты сам должен убедиться в его правильности, но прежде тебе необходимо знать, как за это взяться.

- Так что же мне делать? - спросил юноша.

- Ты, вероятно, уже знаешь, что бы тебе хотелось сделать

- Единственно чего я хочу, - это освободить джинна и получить от него волшебное знание или много золота и изумрудов, словом, все, что может дать джинн.

- А подумал ли ты, что джинн, оказавшись на свободе, может не дать тебе всего этого или дать, а потом отнять, - ведь у тебя нет средств сохранить его дары, не говоря уже о том, что ты не знаешь, какие опасности подстерегают тебя, когда ты станешь владельцем несметных богатств, ибо человек может использовать только то, что он знает, как использовать.

- В таком случае, что вы мне посоветуете?

- Придумай, как заставить джинна проявить свои силы. Испытай его могущество, но прежде найди способ обезопасить себя. Ищи знание, а не богатство, потому что богатство без знания бесполезно, и в нем причина всех наших несчастий.

Итак, молодой человек отправился обратно к пещере, где он оставил кувшин, по дороге размышляя над словами мудреца. И, поскольку юноша был живой и сообразительный, он быстро разработал собственный план.

Подняв кувшин, он встряхнул его, и в то же мгновение раздался ужасающий, хотя и заглушенный металлом голос джинна.

- Во имя Соломона могущественного, мир да будет над ним, освободи меня, сын Адама!

- Я не верю, что ты тот, за кого себя выдаешь. Может ли быть, чтобы ты был обладателем столь великого могущества, на которое притязаешь?

- Ты не веришь мне! Разве ты не знаешь, что я не умею лгать?

- Я этого не знаю.

- Но как же мне убедить тебя?

- Можешь ли ты проявить свои силы сквозь стенки сосуда?

- Могу, но с помощью этих сил мне не выбраться на волю.

- Вот и прекрасно. Тогда сделай так, чтобы я узнал истину о том, о чем я сейчас думаю.

В тот же миг рыбак узнал, откуда произошло изречение, которое он получил по наследству от деда. Он словно бы перенесся в прошлое и увидел все, что произошло между его дедом и джинном, а также осознал, как передать другим людям способ, которым они могли бы получить от джинна такое же знание. Еще он понял, что ничего больше он получить от джинна не сможет. И тогда он поступил так же, как его дед - отнес кувшин с джинном к морю и забросил его подальше.

С тех пор рыбак не возвращался больше к своему прежнему ремеслу и всю свою жизнь разъяснял людям опасность попыток пользоваться тем, чем человек пользоваться не умеет.

Но так как немногим людям попадаются кувшины с джиннами, его последователи, не зная ни одного мудреца, который мог бы предостеречь их в подобных случаях, извратили то, что они называли его учением и без конца повторяли историю своего основателя. Спустя какое-то время память о нем превратилась в религию, и последователи рыбака стали выставлять в богатых храмах, выстроенных специально для этой цели, самые обыкновенные медные сосуды. Глубоко почитая рыбака, они старались во всем ему подражать.

Кувшин и сейчас, спустя много столетий, по-прежнему остается для этих людей святым символом и сокровенной тайной. Они пытаются любить друг друга, потому что любят древнего рыбака. И они собираются по определенным дням, и облачаются в прекрасные одежды, и совершают тщательно разработанный ритуал в месте, где он некогда обосновался и устроил свое скромное жилище.

К святому месту толпами стекаются ревностные почитатели. Неизвестные им ученики того же мудреца живы по сей день; живы и истинные последователи рыбака. А на дне моря лежит медный кувшин со спящим джинном.

( версия притчи взята здесь,  пост про Дейкмана - см. здесь)

(текст, возможно, сырой, но пусть будет как есть, к теме)

Есть сказка про глупого человека, сюжет которой варьируется у разных народов. Глуп тот, кто не понимает. Суть непонимания – в отсутствии навыка применения абстрактного знания. Такое знание кажется очевидным, но лишь в отсутствие опыта. В сказке на глупца сел комар, но так как тот не догадался его прихлопнуть, комар улетел, а на руке вздулся огромный волдырь. В другой раз, когда прилетела оса, глупец её прихлопнул, но та, уже полумертвая, ужалила его. Его опять обозвали дураком и объяснили, что нужно было её согнать веером. Сказка заканчивается тем, что глупец веером стал прогонять прилетевшую искру и устроил пожар.

В сказке показано, в чём слабость недостаточного развитого восприятия. Обличать глупость легко, когда у вас есть опыт взаимодействия с реальностью, которого лишены другие. Опыт состоит из закреплённых в памяти путей решения проблемы. Когда возникает соответствующая ситуация, человек выбирает из опыта наиболее подходящий. Для фиксации опыта можно проделать действие мысленно, и этого бывает достаточно. Скажем, вы знаете, что при укусе змеи нужно отсосать кровь из ранки или разрезать место укуса и дать вытечь заражённой крови. Эту тему можно развивать, углублять, но об этом наверняка уже понаписано всякого и на всяких языках. Нас будет интересовать аспект, который, несмотря на всю свою очевидность, не усваивается, и потому делает человека беспомощным в реальной жизни.

Все согласны с тем, что не всякий опыт поддаётся адекватному выражению словами. Например, та же проблема квалиа, та же любовь или чуть более тонкое: “сердцем почуял”. Вроде понятно. Вроде было нечто подобное в жизни. Поэтому, собственно, и понятно. И что другой в принципе может иметь опыт, которого вы сами не испытали, тоже понятно. Но для того, чтобы увидеть, что это именно тот случай, который применим здесь и сейчас… тут и нужно то самое развитое восприятие, в наличии которого у себя практически никто не сомневается.

И, быть может, зря. Потому что именно оно критично для всех этих “верхних границ”, “бесконечного” и прочего. Ну да, я слышал описание пустоты, вечности и бесконечности от человека, который имел опыт переживания и того, и другого, и третьего. И я понимаю, что для меня это пока слова, что я сам этого опыта не имел. Разве что самым краешком, по касательной. И я понимаю, что за этими словами в принципе стоит конкретика, что это не иллюзия, а реальная возможность. Но это лишь потому, что я сам имел опыт, показавший мне различия между мной и этим человеком. В то же время я вспоминаю, как мы встречались с тем же человеком раньше, и со мной был приятель, которого можно было вполне по его регалиям и опыту считать куда более компетентным по части суждений о духовной продвинутости окружающих. И приятель не заподозрил в человеке, с которым мы встречались, никакой духовной высоты.

Получилось длинно, увы. Но сейчас не получается короче проиллюстрировать тезис “человеку доступно различение лишь той высоты, до которой он поднялся сам”. По отношению к высшему можно быть открытым или закрытым, и одно это уже отсекает возможность набора высоты для огромного числа людей. И не будем забывать, что таков их собственный выбор.

Вспоминается один давний разговор с приятелем, когда мы пытались понять, что не так с искусством. Вот раньше – приходишь на концерт, садишься, слушаешь музыку (ради определённости, пусть это будет классика), а теперь приходишь – зал тот же, музыка та же, слушаешь… И даже в том, что люди вот так просто рассаживаются по своим местам и полтора часа слушают, уже в этом “есть что-то не то”.

Не помню, чем закончились наши поиски истины. Возможно, мы объяснили всё общей тенденцией к деградации, Могли решить, что дело в нас самих. Не важно.

Сейчас ответ есть.

Может быть, не Чехов первый стал говорить о мещанстве, о пошлости. Сегодня эти слова устарели, хотя суть осталась, и для неё есть другое слово, тоже уже уходящее с горизонта: потребительство.

Есть важный нюанс, зачем мы слушаем. Зачем читаем, зачем пишем. Зачем говорим. Ну, узнали что-то ещё, прибавили к тому, что уже знали. Что изменилось? Когда человек входит во взрослую жизнь, почти всё, что он узнаёт, его изменяет. Со временем изменений становится меньше. Меньше становления, больше ставшего ((с) И. Пригожин). Внутреннее изменение – вот где проходит черта, отделяющая “духовное” от “мещанского”, потребительского.

По достижении зрелости довольно быстро стирается разница между новым и другим. Новое неприметно заканчивается, начинается другое. Бег по кругу тоже изменение. Одна и та же чашка кофе по утрам может считаться новой. Новая книга. Новый город. Новая порция впечатлений, информации, эмоций. Вся жизнь – сплошное изменение. А как его называть – всё упирается в определение.

Создаётся впечатление, что иначе не бывает. Все вокруг все живут точно так же, в каждый период жизни у всех схожие проблемы. Редко встретишь человека после 30, который заметно изменился бы за последние годы. Бывает, что внешние события сильно меняют человека, такое случается. Но так, чтобы на ровном месте – это вряд ли. Вероятно, многие вообще могут не понять, о чём речь, потому что опыт внутреннего изменения – вообще редкость. Люди редко меняются.

Изменения или их отсутствие, новое и другое, бег по кругу или путь – всё это выносится на суд “совести”. Только от самого человека зависит, как назвать то или другое, где провести границы, принять истинное положение дел или скормить выгоду своему эго, что ответить себе по поводу необходимости что-то менять.

Смена убеждений, смена религии, образа жизни – всё это может быть как одним, так и другим. Искатели ищут не просто изменений, но изменения траектории, постоянного вектора, выхода из движения по окружности. Внешне изменения могут не бросаться в глаза, особенно для посторонних. На какие-то вещи, кажущиеся пустяком, могут уходить годы. В качестве примера могу привести собственное отношение к свободе принимать “свои” решения. Несколько месяцев ушло на то, чтобы изменилась точка зрения. Со стороны это кажется сущей ерундой, которая не стоит и упоминания. Но те, кто в теме, могут не поверить по другой причине: срок выглядит неправдоподобно коротким.

Для тех, кто относится к духовному пути всерьёз, внутренние изменения – это критерий, основание для оценки правильности выбора и принятия важных решений.

Наверное, здесь лучше поставить точку.

Трудно найти человека, который не произносил бы это слово. И, наверное, столь же трудно найти человека, которому эта энергия была бы знакома на уровне ощущения.

Дело в том, что передать словами собственные ощущения невозможно. Они остаются на уровне qualia, слова лишь отсылают к личному опыту восприятия, а дальше уже начинается аппроксимация, понимание (в случае соответствия опыта) или натягивание совы на глобус, когда аналогичного опыта не было.

Восприятие энергий с возрастом, начиная с ранних лет, притупляется. Под толщей подавленных более сильных и грубых энергий (гнев, печаль) любовь делается неразличимой. Если на одной и той же громкости включить параллельно поп-музыку и классику, слышна будет только первая. Чтобы воспринимать тонкие вещи, нужно очищение, достижение определённого равновесия.

Но и это ещё не всё. Похоже, что для восприятия любви требуется инициация. Как правило, её получают в детстве от матери. Что происходит с теми, кто её не получил – вопрос интересный. Перебирая известные судьбы, можно увидеть, что дефицит любви откладывает отпечаток на человека. Из ребёнка может вырасти очень положительный, добрый человек, но любовь придаёт некую живую искорку, способность единения с чем-то помимо самого себя. Отсутствие любви словно замыкает человека в глухие стены.

UPDATED: Друзья, обращаю внимание, что пост не на богословскую тему! Призываю отвлечься, а лучше  и вовсе отказаться от обсуждения умественных богословских построений.

Для того, кто действительно хочет познать нечто новое, важно понимать, что его собственная система понятий, скорее всего, несёт в себе неверные или искажённые представления о реальности. Иначе любые разговоры уводят в спор, бессмысленный и беспощадный. Диалог в описанной ситуации возможен, когда у одного есть запрос познать нечто новое, а у другого есть, что по этому поводу сказать.

Конкретный пример. Разговаривая с ортодоксальными христианами, часто натыкаешься на вопросы в лоб, вроде “но ты ведь признаёшь, что Христос – Бог, или ты это отрицаешь? Да или нет?”

Ответить на этот вопрос односложно невозможно. Потому что для этого нужно перетряхивать всю систему представлений и выяснять, что означают слова “Христос – это Бог”. В Евангелиях Иисус везде подчёркивает, что он – Сын Божий. Это не то же самое, что Бог. Человек, будучи заключён в телесную оболочку, не может быть равен Богу. Апологеты христианства придумали классный ход, они говорят: “не нашим умом понять такое, поэтому в это нужно просто верить”. Credo quia absurdum. Но это прямая дорога к психиатру. Если нечто преподносится как вещь, принципиально непостижимая для ума, то нечего и огород городить вокруг этой формулы. Тогда её нужно оставить в качестве мантры и на этом поставить точку, а не писать горы богословских трактатов. Если же об этом спрашивать всерьёз, нужно понимать, какие трактовки фразы “Христос есть Бог” возможны, а не требовать непременного “да или нет” на вопрос, абсурдности которого не видит спрашивающий и не желает признать отвечающий.

Проблема, которая стоит за подобными недопониманиями, называется “жёсткость ума”. Структура ума инертна, и её изменение требует времени. Привычное даёт комфорт, и тут приходится выбирать, что нужнее – комфорт или новое. Хотя и необходимость в новом тоже, нужно признать, редкость. Больше всего люди озабочены значимостью собственного эго, и это является ведущим мотивом и подспудным содержанием  большинства диалогов.